Адамов умел быть поэтичным и в своей не очень фантастичной технике. Работы тружеников моря в «Тайне двух океанов» занимательны и романтичны. Но и этому и двум другим романам Адамова, при множестве интересных частностей, не хватало поэзии большой идеи. Если в «Тайне двух океанов» или в «Пылающем острове» Казанцева еще было что-то от «информационного бюллетеня» перспективных направлений науки и техники, каким начинал становиться научно-фантастический роман к концу 20-х — началу 30-х годов, то в «Изгнании владыки», до отказа набитом все теми же скафандрами и прочим реквизитом предыдущих романов, в «Арктании» и в «Истребителе 2Z» уже проглядывал какой-то рекламный каталог всевозможных штучек.

Иные из этих «штучек», как например реактивные сани в «Арктании», были любопытны, но не новы и содержали немало элементарных ошибок, которых не допускали не только ученые Циолковский и Обручев, но и литераторы Толстой и Александр Беляев. Реактивный двигатель саней у Гребнева работает почему-то беззвучно; радий употребляют не только как ядерное горючее, но, непонятно почему, и для оживления замороженного организма. Создается впечатление, что писатель гонялся за технической «экзотикой» и кое-как пристраивал взятое из третьих рук, не вникая в дело.

А когда в поле зрения попадала интересная идея, ее забивали приключения. Парящая над Северным полюсом исследовательская станция — оригинальная выдумка: исполинский дирижабль, на котором размещен целый город, с реактивными двигателями, автоматически удерживающими Арктанию против воздушных течений. Но и устройству станции, и жизни на ней уделено третьестепеное место по сравнению с приключениями сына начальника. Точно так же и с оживлением замороженных людей. Увлеченный мыслью найти и оживить погибшего Амундсена, мальчик попадает в лапы укрывшихся в подводном гроте фашистов-"крестовиков". Чуть ли не весь роман читатель следит за эпопеей его освобождения и лишь между делом узнает, что удалось оживить вмерзшего в лед человека.

В предисловии к переработанному изданию «Пылающего острова» профессор И. Ефремов, автор «Туманности Андромеды», напомнил, что новые исследования в области сверхпроводимости подтвердили реальность сверхаккумулятора, идею которого критики романа в свое время сочли наивной. [221] Но сколько научного и литературного шлака нагромождено в этом романе вокруг интересных фантастических идей! В первоначальном варианте писатель тушил сжигавший земную атмосферу пожар взрывом сверхаккумуляторов, выбрасываемых электропушкой. Впоследствии, когда была открыта ядерная энергия, герои Казанцева засомневались: не лучше ли атомные бомбы? Аккумулятор, какой бы фантастической емкости он ни был, должен все-таки заряжаться энергией электростанции. Хватит ли ее? Однако энергетическую сторону дела, насущную с точки зрения правдоподобия, герои «Пылающего острова» даже не обсуждают (то же самое в «Победителях недр» и «Тайне двух океанов» — на эти промахи указывал еще Беляев).

Далее: как быть с электропушкой в ракетный век? Модная у фантастов в 30-е годы «штучка» (та же электропушка в киноповести Уэллса «Облик грядущего») все-таки была сохранена под тем неосновательным предлогом, что ракеты менее точны. Это ракеты-то, со снайперской меткостью угодившие в Луну! Стремлением во что бы то ни стало идти «в ногу» с модой писатель пришел в противоречие с тем самым здравым смыслом, верность которому больше всего старался сохранить… В сущности, ему следовало заменить всю старую технику, т. е. написать новую книгу…

В переделанный вариант «Пылающего острова» Казанцев ввел нового своего «конька» — тему космических пришельцев. Ради этого была надстроена целая сюжетная линия. Чтобы сверхаккумуляторы не разряжались, их надо зачем-то покрыть слоем радия-дельта. Зачем — неважно, зато — предлог для приключений, как вырвали сей элемент у злодея Вельта, которому он достался от Кленова. Кленов же унаследовал радий у своего учителя, а тому его подарила марсианка с Тунгусского метеорита, оказавшегося космическим кораблем… Вот так, не мудрствуя лукаво, к старому сюжету была пристегнута новая гипотеза, раздутая в сенсацию (подробней об этом см. в главе «Великое Кольцо»). Марсианский подарок не украсил научного содержания романа, а добавочная доза внешней занимательности усугубила намечавшийся и прежде отход от приключений мысли.

Сходная неудача постигла переделку Гребневым «Арктании» (в новом варианте «Тайна подводной скалы», 1955) и Владко «Аргонавтов Вселенной» (новый вариант в 1957 г.). Гребнев увлекся детективными ситуациями и еще больше отдалил сюжет от коммунистического будущего. Владко, освежив познавательный материал, тоже не смог создать нового произведения. После романов Беляева читатель найдет здесь немного нового. Модернизировались частности, тогда как обновления требовал сам тип романа.

8

Нельзя сказать, чтобы научно-фантастический роман 30-х годов ни в чем не совершенствовался. Его литературный уровень в целом выше средних произведений предшествующего десятилетия. Некоторые книги до сих пор остаются занимательным чтением подростков. Но не появилось таких ярких новаторских вещей, как «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», «Голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия». В калейдоскопе скафандров, портативных парашютов, электролыж и т. п. не было большой мысли. Роман получил угрожающий детективный крен, и его не спасли броские заголовки о пылающих островах и морских тайнах.

В некоторых романах глубже, чем в прежние годы, обрисованы образы врагов (Горелов в «Тайне двух океанов» Адамова, Вельт и Ганс в «Пылающем острове» Казанцева). Но в сопоставлении, например, с персонажами беляевского «Прыжка в ничто» еще очевидней ограниченные возможности психологизма, основанного на детективной фабуле. Правда, в «Арктании» Гребнева гротескные образы «крестовиков» и элементы политического памфлета удачно сочетались с приключенческим сюжетом. Но зато в написанном в близкой манере «Истребителе 2Z» С. Беляева и памфлетные фигуры врагов, и приключения, и научно-фантастические мотивы на уровне «красного Пинкертона».

Намечались и живые черты положительных героев: добродушный гигант Скворешня в «Тайне двух океанов», Тунгусов и Ридан в «Генераторе чудес», Алексей Корнев в «Арктическом мосту». Но герои с большой буквы были заметно бледней традиционных литературных профессоров. Автор «Пылающего острова» уберег летчика Матросова от заблуждений старого ученого Кленова, но заодно и лишил присущей тому жизненности. Хорошо владея диалогом, Казанцев избегал уснащать речь своих героев дешевыми остротами типа «с чем его кушают», «не по адресу обратились», которыми обмениваются космонавты в «Аргонавтах Вселенной» Владко. Но и для его героев (за двумя-тремя исключениями) тоже характерен невысокий интеллектуальный уровень. Так что отсутствие мыслительных способностей у голубого героя «Истребителя 2Z» не было чем-то из ряда вон выходящим.

Почти все фантасты во второй половине 30-х годов отходят от интеллектуальной фантастики. Сюжет почти каждой из упоминавшихся книг построен как «экскурсия с препятствиями» — это превращается в жанровый шаблон. Главные коллизии, если это не стихийные катастрофы, создаются при помощи шпионов и международных авантюристов. Разоблачают их странствующие майоры госбезопасности и мальчишки, заблудившиеся в Арктике, как на улице Горького. И даже когда кончается погоня за шпионами, отсутствие «приключений мысли» все равно заставляет прибегать к назойливо стереотипным ходам. В одном романе роковой мальчик упорно лезет под землю, в двух — под воду, а в третьем прокрадывается в стартующую на Венеру ракету.

У Владко в «Аргонавтах Вселенной» уже, впрочем, не мальчик, а здоровенный развязный парень. С тем большим основанием относилась к нему реплика А. Беляева: «Заяц»-герой — фигура очень вредная в педагогическом отношении. «Заяц» не только недисциплинированный человек, но и преступник, если брать всерьез те последствия, к которым может повести появление «зайца» в ракете или подземном, подводном снаряде. Это может повести к гибели всех, к провалу дела, на которое правительство затратило миллионы. А между тем этот дезорганизатор в романах возводится в героя, идеализируется, наделяется всяческими достоинствами, и получается так, что без «зайца» люди не справились бы с работой, даже погибли бы". [222] А в «Глубинном пути» Трублаини без «литературного мальчика» не догадались бы построить метро — от Москвы до Владивостока (!)…

Мальчиков и диверсантов словно магнитом тянет в Арктику или, на худой конец, к подводным скалам острова Пасхи. (Еще в конце 20-х годов, в пору освоения Северного морского пути, читатели журнала «Вокруг света» жаловались, что пристрастие к Арктике начинает надоедать). Писателям очень нравились подводные катастрофы: вода прорывается в подводные сооружения в «Арктании», в «Изгнании владыки», в «Тайне двух океанов», в «Арктическом мосту» и в хорошей фантастико-приключенческой повести М. Розенфельда «Морская тайна» (1936).

Трудно после этого вспомнить, где были сконструированы сверхглубинные самоходные скафандры — в «Тайне двух океанов» или в «Изгнании владыки»? И кто автор оружия, превращающего вещество в ничто? Адамов снабдил им советскую подводную лодку, С. Беляев — фашистский истребитель (он же летающий танк). Слава богу, что хотя бы у Гребнева ультразвуковой генератор мирно расстреливает ураган…

Фантастическая техника в романе «Истребитель 2Z» состоит из таких муляжных деталей, как лучи смерти, раздвигающиеся стены и звучащие из пространства механические голоса. «Роман этот, — отмечала критика, — написан под сильнейшим влиянием „Гиперболоида инженера Гарина“, но то, что у А. Толстого оправдано гротеском, то у С. Беляева дано совершенно всерьез». [223] (Первоначальный вариант, романа под названием «Истребитель 17Y» появился в 1928 г., следом за главой из «Гиперболоида» «Гарин-диктатор», напечатанной в 1927 г. в «Красной нови»). Склонный к переимчивости, С. Беляев в данном случае повторял и самого себя, предвосхищая эпидемию переделок в фантастике 50-х годов. Шлифовалась не научная основа, а беллетристическая конструкция. Каждая главка обязательно обрывается «на самом интересном», на каждой странице читателя ошарашивают жуткие сюрпризы. Критика отмечала, что герои С. Беляева без устали твердят о любви к родине, фашистская разведка терпит поражение за поражением, а Красная Армия в первые дни войны, шутя и забавляясь, уничтожает врагов. «Вздорный вымысел, нагромождение головоломных, нелепых и безвкусных ситуаций, — резюмировал критик, — никак не могут служить благодарным материалом для юношеской патриотической книги». [224] Рецензия называлась «Профанация темы» и в сущности касалась явления более широкого.

9

Вторая мировая война еще не началась, а отечественное оружие уже было окрещено огнем от Мадрида до Халхин-Гола. Почти через все фантастические произведения 30-х годов проходит мотив освободительной революционной войны и защиты Советской Родины. Кроме упомянутых книг Г. Адамова, Г. Гребнева, Ю. Долгушина, А. Казанцева, следует вспомнить роман В. Валюсинского «Большая земля» (1931), повести Н. Автократова «Тайна профессора Макшеева» (1940) и Н. Томана «Мимикрин доктора Ильичева» (1939), военно-техничекую утопию летчика Г. Байдукова «Разгром фашистской эскадры» (1938), новеллы о войне в книге В. Курочкина «Мои товарищи» (1937), цикл рассказов разных авторов под общей рубрикой «Будущая война» в «Огоньке» за 1937 г. (среди них рассказ Л. Лагина «Пропавший без вести»). В 1936 г. вышли романы Л. Леонова «Дорога на Океан» (главы о будущей войне) и П. Павленко «На Востоке», в 1939 г. — повесть Н. Шпанова «Первый удар».

Фантастический элемент играл в этих произведениях неодинаковую роль.

В новеллах Курочкина фантастическая военная техника весьма условна. Мост взрывается, когда на фотоэлементы падает тень от паровоза, а ведь в пасмурный день тени вообще могло не быть… Высотный самолет-планер — выдумка более оригинальная (бесшумный выход на цель), но делать его прозрачным в целях маскировки было бесполезно: самый прозрачный материал все равно блестит, отражает свет. Но для чисто реалистического замысла (советский человек в дни мира и в дни войны) годилась и такая квазинаучная фантастика.

Рассказ Байдукова, напротив, написан был ради того, чтобы пропагандировать дизельный бомбардировщик. Идея, конечно, лишь наполовину фантастическая. Шпанов был сторонником паротурбинного самолета и развернул вокруг него целую концепцию. «Повесть Шпанова, — вспоминает известный авиаконструктор А. Яковлев, — рекламировалась как советская военная фантастика, но она предназначалась отнюдь не для детей. Книгу выпустило Военное издательство Наркомата обороны, и притом не как-нибудь, а в учебной серии „Библиотека командира“! Книга была призвана популяризировать нашу военно-авиационную доктрину». [225] Эта доктрина выглядела следующим образом: в будущей войне «наши воздушные силы… за какие-нибудь полчаса вытесняют вражеские самолеты из советского неба, через четыре часа после начала войны наносят поражение немцам… Только таким рисовалось начало войны Н. Шпанову». [226]

Но одному ли Шпанову? Когда Павленко обрушивал на голову агрессора столько самолетов, сколько помещалось в его воображении; когда у Сергея Беляева щелчком сбивали неуязвимый летающий танк; когда у Адамова одна-единственная подводная лодка топила целый флот, а у Автократова таинственными лучами взрывали боеприпасы противника чуть ли не по всему фронту, — всё это в совокупности создавало впечатление, что техника сделает войну молниеносной и почти бескровной.

Если у Казанцева в «Пылающем острове» самолеты противника сбивали, не выходя из кабинета, по радио (это еще была заведомая фантастика), то в повести Шпанова победная фантазия смыкалась вроде бы с убедительной реальностью: автор уверял, что авиация испанских республиканцев расправлялась с новейшими «Мессершмиттами» даже при соотношении один к пяти. «Конечно, это было вредное вранье, — пишет Яковлев. — Сознательное преуменьшение сил противника порождало лишь зазнайство». [227]

Анатолий Бритиков

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Автор этой книги, Григорий Борисович Адамов, успел в своей жизни написать совсем немного – несколько рассказов и три романа. Некоторые из этих рассказов и первый роман, «Победители недр», вошли в эту книгу. При этом читателю следует иметь в виду, что рассказы написаны очень давно, в самом начале тридцатых годов, когда автор лишь начинал свой литературный путь, начинал поздно по теперешним понятиям, ему было уже за сорок. За плечами была сложная и трудная жизнь.

Я вспоминаю то немногое, к сожалению, что рассказывал мне отец о своей необычной юности.

Он родился в Херсоне в 1886 году в семье рабочего деревообрабатывающей фабрики. Большая, очень большая семья. Нужда. Незаконченная гимназия. Домашние уроки в семьях богатых людей. Участие в первых социал-демократических кружках, выступления перед рабочими, листовки. А в двадцать лет – уже профессиональный революционер, подпольщик, боевик. Смелый, точно рассчитанный налёт боевой группы на здание губернского суда в Симферополе во время подготовки судебной расправы над потёмкинцами, схватка с охраной, перестрелка, вскрытие сейфов в дыму начавшегося пожара, уничтожение «дел» и в результате – спасение жизни многим из членов экипажа легендарного крейсера. А вскоре арест, ссылка в Архангельскую губернию, побег… И новая страница революционной борьбы – редактирование боевой социал-демократической газеты «Юг» (это, наверное, и первый проблеск интереса к журналистике, тяга к ней), после её закрытия – «Правда юга», опять аресты, тюрьмы, три года крепости. Борьба продолжалась… Революция.

Первые годы после неё – работа в Наркомпроде вместе с будущим академиком, выдающимся ученым и героем-полярником Отто Юльевичем Шмидтом, дружба с ним и, возможно, первый интерес к науке и к Арктике. А затем новый поворот судьбы – журналистика, ответственная работа в Госиздате, поездки по стране, очерки о гигантах –

первенцах пятилетки, первая брошюра о «Краматорке» –

«Соединение колонны» и первые научно-фантастические рассказы в журналах. Это уже начало 30-х годов.

Начало литературной деятельности Г. Б. Адамова относится к сложному и драматичному периоду в жизни нашего общества. И всё же одной из характерных его черт был невиданный энтузиазм индустриального строительства. Росли гиганты первых пятилеток и вместе с ними жажда научного познания, научных открытий овладевала обществом, наперекор, вопреки слепому и злобному сталинскому террору, разорению деревни. Люди той поры жадно тянулись к знаниям, видели в этом, наверное, и какую-то опору своим мечтам о лучшем, справедливом будущем. А газеты и журналы сообщали всё о новых, ошеломляющих научных открытиях и технических достижениях. Выходил и специальный журнал «Наши достижения», редактором которого был Михаил Кольцов. И в этих условиях самая дерзкая фантастика казалась продолжением сегодняшних достижений, от которых захватывало дух. Сегодня они порой кажутся нам наивными, но тогда, в начале 30-х, казалось, что наука через 15-20 лет преобразит мир. Вот этот «захлёб», этот восторг наукой и отразили первые научно-фантастические рассказы Г. Адамова. Одновременно они показали, как, оказывается, доходчиво и увлекательно умеет автор рассказывать о научных открытиях своего времени, как пытается строить интересный, напряжённый сюжет пока ещё на совсем небольшом пространстве. Но всё это были лишь подступы к большим полотнам.

Один из рассказов, «Завоевание недр», даёт нам редкую возможность заглянуть в творческую лабораторию писателя-фантаста, ибо через несколько лет этот рассказ превратится в роман «Победители недр». Там не только претерпит решительные изменения сюжет, хотя в главном он останется тот же – путешествие в фантастическом снаряде, но в то же время и как бы реальном в ближайшем будущем, так достоверно описана его конструкция, в неведомые глубины земли. Но уже не два энтузиаста-учёных отправятся в это опасное путешествие, а к ним присоединится еще и женщина-исследователь, и совсем уже неожиданно и для читателя и для героев-учёных ещё и мальчик Володя.

Кроме того, отношения и поступки двух главных, знакомых нам по рассказу героев-учёных становятся совсем иными, ибо в романе решительно меняется характер одного из них.

И еще одно бросается в глаза: как обогатился научный материал романа по сравнению с тем ранним рассказом, сколько появилось новых сведений, как добросовестно, как досконально изучил автор сложный круг наук, составляющих научную основу романа. Удивительный, просто великолепный снаряд – теперь, в романе, мы можем познакомиться с ним куда подробнее – отправляется в бескрайние глубины планеты, чтобы поставить на службу людям неисчерпаемый источник энергии – подземную теплоту. И дух захватывает от многочисленных препятствий и смертельных опасностей, которые ждут смельчаков в этом небывалом путешествии.

«Описание работы снаряда и разных препятствий и опасностей, которые благополучно преодолевают покорители недр, – писал академик В. А. Обручев, – изложено очень живо и увлекательно и даёт молодёжи интересное и поучительное чтение».

Но любопытно сравнить этот роман не только с первоначальным рассказом на ту же тему, но и с последующими романами автора. Здесь тоже обнаруживается весьма интересная и важная закономерность.

Романов, повторяю, появилось всего три, к сожалению.

Первый, «Победители недр», вышел в свет в 1937 году.

Второй роман, «Тайна двух океанов» – в 1939 году. Он получил особенно широкую известность – первоначально целый год печатался с продолжением в «Пионерской правде», вскоре после войны был экранизирован, а затем не раз переиздавался. И, наконец, третий, последний роман

«Изгнание владыки» вышел в 1946 году, год спустя после смерти автора.

Так вот, интересно проследить, как от романа к роману неуклонно и решительно раздвигались сюжетные границы, охват событий, как нарастала политическая, идейная, наконец, событийная острота конфликта.

В первом романе, как я уже говорил, речь идёт о путешествии в неведомые глубины земли сравнительно небольшого, хотя и удивительного по своей конструкции снаряда с экипажем всего в четыре человека, и врагами здесь были слепые силы подземных стихий. Схватка с этими неведомыми, злыми силами требует немало мужества и знаний и поминутно грозит гибелью, опасности подстерегают здесь героев на каждом шагу. Автор проявил удивительную фантазию, рисуя этот небывало опасный многомесячный путь в глубинах земли. И читатель, конечно же, восхищается отвагой героев, всей душой радуется и гордится их победой. И всё же при этом целая гамма чувств остаётся незатронутой в его душе, ибо слепые силы природы или неведомые до того законы её нельзя возненавидеть или полюбить, нельзя страстно жаждать им возмездия. Это тоже, вероятно, почувствовал автор.

Во втором романе, «Тайна двух океанов», действует уже огромная подводная лодка «Пионер», чудо советской науки и техники, где находится большой экипаж, десятки самых разных людей. И теперь уже безбрежные просторы двух величайших океанов планеты с их неведомыми тайнами и опасностями предстают перед читателем. И сложные, уже не только научные, но и стратегические, и политические задачи стоят перед этим походом из Ленинграда во Владивосток. Напомню, роман вышел в 1939 году, когда военная гроза уже собиралась над миром. В этой напряжённой обстановке и ушел в далёкое плавание «Пионер», чтобы укрепить оборону наших дальневосточных границ от нападения японских империалистов – в то время главной агрессивной силы на Тихом океане.

Долго и, как всегда, необыкновенно тщательно работал писатель над своим новым произведением. Тысячи выписок по новейшей технике и технологии, по физике, химии и биологии моря в толстых клеенчатых тетрадях, груды папок с вырезками из газет и журналов о работе и новейших открытиях советских и зарубежных учёных, сотни новых книг, от объёмистых научных трудов до «Памятки краснофлотца-подводника» и «Правил водолазной службы»

скопились за это время в небольшом, темноватом кабинете писателя. Зарешеченные окна этой квартиры выходили в мрачный колодец-двор. И вот за этими окнами перед отцом каким-то чудом разворачивались пленительные картины дальних океанских походов. Какой искристой, жизнерадостной фантазией пронизан весь роман. От невиданной, ошеломляющей конструкции чудо-лодки, её оборудования и вооружения, до гигантских морских чудовищ, обитающих в немыслимых глубинах Мирового океана и битвах с ними членов экипажа «Пионера». Но в этом романе советским подводникам противостоит теперь и ещё один враг: предатель скрывается среди членов экипажа и готовит гибель «Пионеру», выполняя задание японской разведки, и разоблачение его оказывается куда труднее и опаснее, чем все другие испытания дальнего похода.

Впервые у автора в сюжете появляется очевидный детективный элемент, который, естественно, ещё больше обостряет читательский интерес и волнение.

В 1938 году писатель приступает к работе над своим третьим романом – «Изгнание владыки». Здесь уже ареной событий является вся страна, гигантские работы по отеплению Арктики. И враг здесь куда более сильный и опасный, чем прежде: не только слепые силы природы – на этот раз льды и стужа Арктики, неведомые глубины Ледовитого океана, гигантские, яростные силы, клокочущие на его дне, но и разветвлённая, тайная организация врагов и предателей Родины, поставившая себе целью сорвать грандиозные работы, и тонкая, опасная работа органов Государственной безопасности по охране великой стройки.

В ходе работы над этим романом, сбором материала для него постепенно возникает уже третья специальная библиотека, на этот раз по Арктике, новые толстые папки с вырезками из газет и журналов растут на столе, на полу и стареньком диване, на подоконнике, загораживая уже последний свет из окна.

А сам автор, уже не очень молодой и здоровый человек, совершает долгое и трудное путешествие в Арктику.

Дальние поездки на собаках и оленях по бескрайним снежным просторам Кольского полуострова и Большеземельской тундре, плавание на быстроходных рыболовецких сейнерах к Шпицбергену и на легендарных довоенных ледоколах на Новую Землю и Диксон, бесчисленные встречи и беседы с оленеводами, моряками-полярниками, учёными принесли множество ярких впечатлений. Помню, мы заслушивались его рассказами. И долго ещё шли из

Арктики письма от новых друзей. Люди делились радостями и горестями, сообщали новости. Григорий Борисович отвечал старательно и охотно и, в свою очередь, засыпал своих корреспондентов вопросами, которые возникали по ходу работы над романом.

И я видел, как многое из рассказанного им тогда, сообщённое в письмах, которые мы порой вместе читали,

вошло потом в роман, придавая ему ту подлинность, достоверность обстановки, которые только и в состоянии завоевать доверие читателей.

Но еще одно обстоятельство, одна особенность нового романа может обратить внимание пытливого читателя.

Детективный элемент сюжета, начисто отсутствующий, как я уже говорил, в первом романе и явственно проступивший, чётко намеченный во втором, в третьем романе занимает одно из ведущих мест, цементируя, до крайности местами обостряя сложный, многоплановый, весьма умело, на мой взгляд, сконструированный, увлекательный сюжет, где действие развивается одновременно в Москве, на пограничной заставе, во льдах Арктики, в глубинах Ледовитого океана и во многих других местах.

Откуда же взялись эти новые, важные качества сюжета?

Что это? Нечто вдруг новое в интересах, пристрастий автора, нечто только теперь им обретенное? Или постепенное раскрытие, обнаружение в этом самого себя, своей биографии, своих глубинных интересов, своего характера и новых, накопленных возможностей для этого? Я именно так понимаю его литературный путь, отмеченный, между прочим, очевидным ростом профессионального мастерства, дерзостью замыслов, накоплением всё нового опыта.

Как жаль, что преждевременно оборвалось это неустанное, счастливое завоевание новых вершин, этот активный творческий поиск.

Аркадий Адамов

1989

***

Г.Б.Адамов (1886-1945)

«Только не уезжайте без меня, дорогой писатель Адамов! Я пристараю себе денег и буду на вашем „Пионере“, когда вы скажете».

Так писал один из юных читателей книги «Тайна двух океанов» после ее первого выхода в свет.

Григорий Борисович Адамов получал много подобных писем. Ребята не сомневались, что чудесная подводная лодка «Пионер» уже существует или вот-вот будет построена. Эта уверенность вызывалась тем, что автор рассказывал о технике просто и очень убедительно. В книгах Адамова не было недоступных пониманию технических чудес. Герой не совершал никаких подвигов, нажимая кнопки и поворачивая рукоятки. Ничто не делалось по мановению волшебного жезла, как бывает порой в научно-фантастических романах. Нет, в книгах Адамова люди трудились по-настоящему, а машины были описаны так, что читатель ясно видел их.

О технике Адамов писал с особой любовью. Он внимательно следил за новыми открытиями советских ученых и за победами наций промышленности. Встречаясь с друзьями, едва успев поздороваться, он спрашивал:

— Новая домна задута, слышали?

— О Магнитке читали? Здорово, а?

— Что вы о наших физиках скажете? Вот молодцы!

Широкие и разнообразные интересы были у этого приветливого и бодрого человека. Адамов казался беспечным весельчаком, однако с огромной серьезностью относился к своему писательскому труду. Он выглядел очень здоровым, но был тяжело болен; представлялся людям счастливцем, а жизнь его складывалась вовсе не легко и не просто.

Григорий Борисович был седьмым ребенком в семье скромного херсонского деревообделочника. Не всем детям отец мог дать законченное образование, но младшего сына, своего любимца, решил учить во что бы то ни стало.

Однако Адамову не удалось окончить даже гимназию. Его исключили из предпоследнего класса: родители не смогли вовремя уплатить за учение. Но юноша не пал духом. Он начал давать уроки в богатых домах, обучая балованных бездельников правилам грамматики и арифметики, а по ночам готовился к сдаче экзаменов за гимназический курс экстерном. Родные и друзья были уверены, что способный молодой человек выдержит экзамены, получит аттестат зрелости, будет учиться дальше и станет врачом.

Однако жизнь Адамова сложилась иначе. Никто из близких не знал, что еще пятнадцатилетним подростком он вступил в кружок революционной молодежи, а затем в херсонскую организацию большевиков.

Он хранил у себя на дому нелегальную литературу, выполнял поручения партийного комитета, был агитатором в рабочих кружках. И как раз перед сдачей последних экзаменов его предупредили о готовящихся арестах. Пришлось бежать из Херсона в Николаев. Там партийная работа продолжалась, но весной 1906 года жандармы выследили молодого агитатора.

Адамов был арестован и выслан в Архангельскую губернию. А затем — смелый побег, скитания по лесам, многие версты, пройденные пешком, и ночной поезд в Петербург, на секунду остановившийся у глухого полустанка…

Григорий Борисович бежал вместе с товарищем, у которого находились документы обоих беглецов, деньги и петербургские явки-адреса. Выйдя на одной из станций, Адамов отстал от поезда. Пришлось «зайцем» добираться до столицы.

Очутившись впервые в огромном незнакомом городе, не зная куда идти, без денег, юноша оторопело бродил по шумным улицам. К вечеру он совсем ослабел от голода и пришел в отчаяние, как вдруг кто-то горячо обнял его. Оказалось, что товарищ Адамова, беспокоясь о его судьбе, тоже бродил по городу, отыскивая своего спутника в привокзальных районах. Встреча друзей была очень радостной.

Из Петербурга по распоряжению Центрального Комитета Григорий Борисович направляется в Севастополь. В это время вся Россия с волнением ожидала суда над матросами восставшего броненосца «Князь Потемкин-Таврический». Центральный Комитет партии решил предпринять смелую попытку: проникнуть в здание суда и уничтожить «дела» арестованных.

В группу, взявшую на себя исполнение этого дерзкого плана, вошел и Адамов. Следовало вечером, когда наружный патруль будет на другой стороне огромного здания, позвонить, сказать швейцару, что принесли телеграмму, и, когда он откроет дверь, связать его. Затем, поднявшись на третий этаж, взломать несгораемый шкаф и уничтожить документы. Все это надо было проделать за тридцать минут, так как здание каждые полчаса обходил внутренний патруль.

Казалось, все было предусмотрено и начало дела обещало успех. Но, когда швейцар приоткрыл дверь, оказалось, что она на цепочке. Минута растерянности… и один из членов группы, человек огромной физической силы, дернул дверь и вырвал цепочку. Испуганного швейцара быстро связали, перерезали телефонный шнур и устремились наверх. Там ждало новое осложнение: в комнате оказалось… пять несгораемых шкафов. В котором из них документы? Набор инструментов только один.

Но недаром участники операции так тщательно готовились к ней. Первый шкаф удалось открыть быстро. В нем оказались не те дела… Открыли второй — здесь!

Через минуту комната наполнилась дымом, документы пылали, росла груда пепла. Но снизу уже доносились крики и топот. Внутренний патруль обнаружил связанного швейцара. Дверь комнаты трещала под ударами, когда смельчаки спускались с третьего этажа по водосточной трубе.

Все участники операции благополучно скрылись. Они спасли от смертной казни нескольких потемкинцев.

Об участии Адамова в этом деле полиция не узнала, но скоро он был арестован и предан суду за агитацию на кораблях Черноморского флота. Приговорили Григория Борисовича к трем годам крепости. Отбывая наказание в херсонской тюрьме, он усиленно изучал у себя в камере марксистскую философию, читал книги по географии и истории.

Здоровье Адамова было сильно подорвано тюремным режимом.

Однако Григорий Борисович, выйдя из заключения, начал работать на этот раз в херсонской социал-демократической газете «Юг». Сперва он печатал там свои статьи и очерки, но скоро стал редактором. Газету постоянно штрафовали, редактора вызывали к начальнику для объяснений. Несколько раз «Юг» закрывали, и газета выходила под другим названием, но своих постоянных подписчиков — рабочих — не теряла.

Великая Октябрьская социалистическая революция застала Адамова в Москве. Григорий Борисович, как только образовались народные комиссариаты — теперешние наши министерства, — пошел работать в Наркомпрод, потом в Госиздат, а затем перешел на литературную работу.

Сначала он писал очерки в журнале «Наши достижения», которым руководил Горький, и в других периодических изданиях. Адамов рассказывал о Краматорском заводе, о проекте молодых советских инженеров использовать для народного хозяйства подземное тепло, о первых советских блюмингах и крекинг-установках. Став корреспондентом газеты «За индустриализацию», Адамов много ездил по стране, побывал на всех новостройках и гигантских заводах — первенцах наших пятилеток.

Адамов всегда живо интересовался техникой, а молодая, быстро шагающая вперед советская техника совершенно покорила его. Он гордился успехами науки, горячо верил, что социалистическая техника победит и земные недра, и воздух, и глубины морен.

Писать для детей Григорий Борисович начал в 1934 году. В журнале «Знание — сила» появились «Рассказ Диего», повести «Авария» и «Оазис Солнца». Увлекаясь мечтами об энергетике будущего, Адамов описывал фантастическую электростанцию на острове Диксон, турбины которой работают с помощью паров бутана — жидкого углеводорода. В «Оазисе Солнца» говорится об использовании солнечной энергии, превращающей безводную пустыню Каракум в цветущий сад.

Эти короткие рассказы были для Адамова как бы разбегом к большим романам. Григорий Борисович считал, что советская научная фантастика не только должна заниматься популяризацией науки и техники, но и вырабатывать новое, социалистическое сознание читателей. Он мечтал создать книги, которые познакомили бы ребят с работой геологов, полярников, подводников, заставили бы их полюбить тяжелый, но плодотворный труд этих людей, зажгли бы мечту об участии в великом преобразовании родной страны.

Ему удалось написать только три больших романа. Последний — «Изгнание владыки» — вышел уже после смерти автора.

О характере героев Адамова, манере его письма критики спорили, но техническая выдумка автора всегда была понятна, изложена горячо и увлекательно и опиралась на подлинные достижения науки.

Первый роман — «Победители недр» — вышел в свет в 1937 году.

Четыре человека в особом снаряде отправляются в недра земли, Они хотят, чтобы народу служил новый неисчерпаемый источник энергии — подземная теплота. Необычайный снаряд строит вся страна, и вся страна с волнением следит за подвигом своих сынов. Грозные опасности ждут смельчаков в этом небывалом путешествии. И все же они добиваются цели: на глубине четырнадцати километров советские ученые сооружают подземную электростанцию.

Работая над романом «Победители недр», Григорий Борисович тщательно изучал геологию, встречался и беседовал с виднейшими учеными страны.

После опубликования романа академик В. А. Обручев писал: «Описание работы снаряда и разных препятствий и опасностей, которые благополучно преодолевают покорители недр, изложено очень живо, увлекательно и дает молодежи интересное и поучительное чтение».

Через два года появляется новый роман Г. Б. Адамова — «Тайна двух океанов».

Роман вышел в свет в 1939 году, когда военная гроза уже собиралась над миром. Гитлеровская Германия и империалистическая Япония готовились к нападению на кашу страну. В этой напряженной обстановке главной задачей народа становится оборона Родины.

Роман посвящен плаванию через два океана подводной лодки «Пионер» — чуда советской науки и техники. Советское правительство направляет «Пионер» из Ленинграда во Владивосток для укрепления обороны наших дальневосточных границ от нападения японских империалистов — в то время главной агрессивной силы на Тихом океане.

Долго и тщательно работал писатель над своим новым романом. Тысячи выписок по технике, физике, химии и биологии моря в толстых тетрадях с кожаными переплетами, груды папок с вырезками из газет и журналов о работе и новейших открытиях советских и зарубежных ученых, сотни книг — целая библиотека, от солидных научных трудов до «Памятки краснофлотцу-подводнику» и «Правил водолазной службы». — скопилось в кабинете писателя. Г. Б. Адамова можно было встретить в это время в научно-исследовательских институтах, в лабораториях ученых-океанографов. Писатель был захвачен тем новым, что открывалось перед ним, давало новый толчок его фантазии, рождало новые замыслы.

В этом романе перед читателем предстает уже не узкая подземная штольня, а весь безграничный Океан; не четыре человека, а большой коллектив советских людей; против них восстают не только слепые силы природы, но и злобный, коварный враг. Тут впервые писатель обращается к томе бдительности: на лодку проник предатель. Немало подвигов пришлось совершить мужественным советским людям, немало опасностей преодолеть, прежде чем «Пионер» выполнил приказ Родины.

И еще одной особенностью завоевал роман популярность у читателей. Ярко и увлеченно раскрывает здесь автор жизнь в таинственных глубинах Мирового океана, где обитают необычные, почти фантастические существа.

Рассказывает Адамов в романе и о технике будущего. У молодого читателя невольно дух захватывает, когда он читает об ультразвуковой пушке, телевизионных установках, инфракрасных разведчиках, о специальных подводных скафандрах и многих других изобретениях, которые делают «Пионер» властелином морских просторов.

В 1940 году писатель приступает к работе над новым романом «Изгнание владыки». Он совершает путешествие в Арктику. Далекие поездки на собаках и оленях по заснеженной тундре, плавание на быстроходных рыболовецких сейнерах в свинцовых водах арктических морей, оленеводы, рыбаки, полярники, строители заполярных городов, пограничники, инженеры, ученые — множество ярких, незабываемых встреч и впечатлений принесло Адамову это путешествие. В кабинете его растет новая гора книг, создается новая библиотека. Теперь здесь царит Арктика: ученые записки Арктического института, труды полярных экспедиций, дневники зимовщиков.

Роман вышел в 1946 году — уже после смерти автора. Он говорит о великом трудовом подвиге народа — работах по отеплению Арктики. Советские люди искусственно повышают температуру теплого течения Гольфстрим, и огромные заполярные пространства становятся пригодными для жизни. Теперь в поле зрения писателя был уже весь советский народ — десятки героев, люди всех возрастов и профессий.

Во всех этих книгах читатели встречаются со своими сверстниками. Юные герои Адамова смелы, правдивы. Они горячо любят Родину, хотят вырасти настоящими коммунистами.

Книги Адамова дороги читателям не только потому, что интересно рассказывают о технике и полны увлекательных приключений. Это книги патриота, человека, до конца преданного делу социализма.

Испытания военного времени сильно подорвали здоровье Адамова. Летом 1945 года писатель умер.

Адамов не увидел реактивных самолетов, не услышал о меченых атомах, электронно-счетных машинах, постройке атомного ледокола. Он не узнал, что на смену «веку электричества» скоро придет «век атомной энергии», что сила атома даст людям новую энергию раньше, чем подземные или бутановые электростанции.

Пусть некоторые технические идеи Григория Борисовича устарели, но чувства его героев, их горячая любовь к Родине, их стремление к лучшей жизни на земле и в наши дни будут близки читателю.

Если бы Адамов жил сейчас, огромные технические и научные достижения наших последних лет, такие события, как запуск в космос искусственных спутников Земли, конечно, вызвали бы к жизни новые книги этого энтузиаста советской техники.

М. Поступальская 1959 г.

***

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В настоящую книгу вошли два научно-фантастических произведения

Григория Никитича Гребнева: роман «Арктания», впервые опубликованный в 1938 году, и повесть «Пропавшее сокровище» – в 1957, затем в

1961 году – уже после смерти автора. Восторг, с каким молодежь встречала когда-то каждую новую книгу писателя, ныне утих; Гребнев считается забытым, его имени не найти в «Краткой литературной энциклопедии» (1962-1978 гг.); а голоса тех, кто советовал отыскать все рассказы и повести Григория Гребнева, рассеянные по разным сборникам, альманахам и периодическим журналам, чтобы издать Собрание сочинений писателя, никем не были услышаны; поэтому его книги, зачитанные до дыр, исчезли из библиотек.

Сразу скажем, что переиздание двух повестей Григория Гребнева –

подарок молодежи, потому что это писатель с высокой научно-художественной культурой; и хотя в повестях его, – как в застывшей янтарной смоле, содержащей разные органические остатки, – видны иногда предрассудки своего времени, они не снижают эстетических достоинств произведений; в его повестях не абстрактные приключения безликих суперменов, но живые сцены, история народа, смелые гипотезы и великолепная фантазия; и это не может не радовать читателя.

Равнодушие литературоведов и издателей к творчеству писателя, пожалуй, объяснимо: во-первых, его повести остросюжетны, что с точки зрения ортодоксального реализма вроде бы означает условность событий, их как бы намеренное ускорение для сгущения действий героев, учащения кадров, рассчитанное на развлечение читателя; во-вторых, в повестях

Гребнева, которые относятся к фантастико-приключенческому направлению, видна некоторая политическая заданность (дань своей эпохе!); но тем не менее повести его, как и, скажем, романы Александра Дюма, творчество Жюля Верна, Станислава Лема, Ивана Ефремова, Александра Беляева, следует судить по критериям особого жанра.

Гребнев (Грибоносов) Григорий Никитич (1902-1960) родился в

Одессе, в семье кузнеца; в четырнадцать лет став подручным котельщика на судоверфи, он был и грузчиком в порту, и факельщиком, и судейским секретарем, и актером, и сотрудником милиции, а затем уже корреспондентом «Крестьянской газеты», «Гудка» и разных журналов.

Талант Григория Гребнева заметил Горький; прочитав рукопись рассказов молодого автора, он послал ему письмо: «Вы обладаете умением писать. . Если Вам трудно живется, не хватает денег, – возьмите у меня, сядьте куда-нибудь в тихий угол и – работайте. Стоит!»

Познакомясь с первой книгой рассказов Г. Гребнева «Потешный взвод», К. Паустовский отметил у писателя способность к смелой, неожиданной выдумке, крепкую сюжетность и то, что «язык его прост и точен».

Свидетель мировых событий, анархизма и революционных преобразований, военных и хозяйственных драм, заводских и семейных трагедий, Гребнев избрал свой ракурс изображения жизни. Он вступал в художественную литературу в ту пору, когда вера в науку и в ее щедрые плоды была беспредельна, когда исследования Арктики группой И. Папанина или перелет В. Чкалова через Северный полюс в Америку подавались не как научные события, а как сказочные явления, сулящие чуть ли не «манну небесную».

Мы сильно бы ошиблись, если бы попытались свести творчество

Григория Гребнева к каким-то схемам; в лучших своих повестях он преодолел «социальный заказ» времени, нашел яркие краски для пропаганды межпланетных путешествий (повесть «Мир иной»), высвечивания глубинных причин фашизации общества (повесть «Южное сияние»), поднялся до историко-философских проблем в повести «Пропавшее сокровище».

Известность Гребневу принес опубликованный в журнале «Пионер», а затем вышедший отдельной книгой фантастический роман «Арктания»

О том как мелькнула мысль создать фантастическую повесть, писатель признавался – узнав в 1937 году о конкретной дрейфующей на льдине полярной станции, он тотчас в воображении представил исследовательскую платформу не в океане, а в воздухе, прямо над Северным полюсом!..

И рассказал об этом в романе. «Смысл песни был тот, что когда-то, много лет назад, на Северном полюсе поселились первые зимовщики; течения и ветры унесли льдину с четырьмя героями-папанинцами далеко к югу. Но большевики перехитрили ветры и течения: они создали над полюсом висящую в воздухе большую станцию «Арктания», которую не унесут никакие ветры и льды. И теперь на полюсе живут и работают уже не четыре, а сорок папанинцев, сорок арктанинцев».

Увидев в воображаемом мире висящую над полюсом платформу, на которой располагаются служебные и жилые постройки, писатель придумал игровой сюжет, насытил его экстремальными ситуациями, невероятными сценами; его герои – ученые и их дети – самоотверженно борются с врагами рода человеческого, с шпионами и диверсантами; роман передает тревогу ожидания нападения фашистов на нашу страну. . Сплав вымысла и реальности, сказки и предсказания, политического памфлета и реалистических сцен (герои – пионер Юра, его дедушка Андрейчик и др.), экскурс в историю гибели норвежского полярного исследователя Роальда

Амундсена и ссылки на полярную экспедицию Папанина – все, как в волшебную воронку, вобрал в себя этот первый остросюжетный роман писателя.

«Арктания» не нуждается в пересказе, она увлекательна, предсказывает появление на острове Диксон большого города, радиофоны, стереовизоры, стратопланы и даже электродохи... А главное – озарена верой в сотрудничество людей разных национальностей и стран по освоению районов полярной ночи.

Готовя роман «Арктания» для переиздания, Гребнев тщательно переделал его, не увеличив объема, и роман превратился в научно-фантастичеекую повесть «Тайна подводной скалы» (издана в 1955 тоду в Вологде): в предисловии писатель сообщает: «Вдохновенный подвиг исследователей Арктики, участников не менее знаменитых ледовых дрейфов советских полярных станций «Северный полюс-2», «Северный полюс-3», «Северный полюс-4», «Северный полюс-5» и открытие подводного горного хребта имени Михаила Ломоносова побудили меня еще раз вернуться к своей «Арктании», внести в нее исправления, подсказанные временем, и использовать в своей книге результаты плодотворных изысканий советских полярников. Им и посвящаю свою повесть «Тайна подводной скалы».»

С момента издания «Арктании» в 1938 году до выпуска ее в новом варианте в 1955 году минуло семнадцать лет. Писателю хотелось успеть за научно-техническим прогрессом. . По всей видимости, без доработки в ту пору роман невозможно было переиздать. Требовалось, чтобы книга «точно соответствовала» уровню научных знаний текущего момента.

Григорий Гребнев не был, как Иван Ефремов, ученым, который пришел в литературу после того, как сам побывал во множестве научных экспедиций, защитил докторскую диссертацию по биологии и палеонтологии.

Придирки критиков-казуистов к творчеству Григория Гребнева иногда бывали смехотворны, и, конечно же, они огорчали его. В романе «Арктания» писатель упоминает профессора П. И. Бахметьева, но при этом дает сноску: «Бахметьев П. И. (1860-1913) – выдающийся русский ученый.

Известен работами по анабиозу (анабиоз – явление оживления в видимо мертвом организме)».

Переделав роман «Арктания» в повесть «Тайна подводной скалы», Гребнев выводит Бахметьева в качестве одного из героев, намеренно «забыв» объяснить, что был-де такой русский ученый и жил еще до революции. И сразу же, по выходе в свет книги, утилитаристы кинулись «тыкать» писателю: ах, да ты кого вывел?! Какое ты имеешь право своевольничать! Ученый, работающий в области анабиоза, носит фамилию

Бахметьева! Это же научная выдумка, могущая ввести читателя в заблуждение, так как П. И. Бахметьев, сделавший крупнейшие открытия в этой области, умер в 1913 году! Его последователю надо было дать другую фамилию. И жесткий приказ: «редакторам следует тщательно работать над рукописями».

Такая вот была критика.

К лучшим и значительным удачам Григория Гребнева принадлежит его научно-фантастическая повесть «Пропавшее сокровище». Написанная в годы, когда автор уже великолепно овладел всеми приемами разработки авантюрных сюжетов, стал эрудитом-историком, изысканным стилистом, знающим цену каждой фразе и снисходительно посмеивавшимся над толстыми «шпионскими» романами Шпанова, которые «продавались на вес», эта повесть заслуживает особого внимания. Умея увлечь читателя необыкновенными приключениями (как сын белоэмигранта князь Жак-Джейк Бельский, далекий потомок друга царя Ивана Грозного боярина Ивана Дмитриевича Бельского, едет из Парижа в СССР, чтобы совместно с другим авантюристом отыскать знаменитую царскую библиотеку и тайно вывезти ее за границу), живо изображая реальную

Москву 50-х годов, ее быт, непрестанно поддерживая в читателе интерес к поиску книгохранилища в Москве и в одном из вологодских монастырей, включая в этот поиск, кроме иноземных авантюристов, и честного московского профессора Стрелецкого, бригадмильца Ивана Волошина, студентку Анастасию Березкину, а также майора госбезопасности Руднева, повесть заставляет нас вместе с героями преодолевать разные препятствия и обсуждать ряд интересных научно-исторических проблем.

В повести фейерверк фамилий писателей и названий их книг, но мы задержимся только на тех именах, которые имеют отношение к главной исторической теме – к поиску библиотеки Ивана Грозного.

Сам писатель ссылается на труды русских археологов, на статьи профессоров Соболевского, Кобеко, Забелина.

Проблеме книгохранилища и Царскому архиву посвящено множество исследований; назовем здесь одну лишь – книгу С. О. Шмидта «Российское государство в середине XVI столетия» (издательство «Наука», М., 1984 г.), в которой рассматриваются Царский архив и лицевые летописи времени Ивана Грозного. Написанию повести «Пропавшее сокровище»

предшествовала немалая работа самого писателя, не только много читавшего о царском книжном сокровище, но и поверившего в него.

По всей видимости, книжный фонд царя был разделен на две библиотеки; античные рукописи хранились где-то в недоступном даже для приближенных царя месте, а в современную библиотеку допускались лица по разрешению царя.

Григорий Гребнев приводит подлинное свидетельство Максима

Грека, который, побывав в царской библиотеке, удивился и сказал великому князю, что ни в греческой земле и нигде не видел он столько книг.

Максим Грек – человек авторитетный, он получил образование в Италии, затем служил в монастыре на Афоне, где, конечно же, была большая библиотека, а в 1518 году прибыл в Москву по приглашению царя Василия III, отца Ивана Грозного; он был переводчиком, собрал вокруг себя смело мыслящих людей, сам писал философские и богословские труды.

Достоверность того, о чем сказал просвещенный человек Максим Грек, не подлежит сомнениям.

Стоит задержать внимание на такой фразе в повести: «А между тем она была далеко не дурочкой и уж никак не агентом папы римского. Она, так же как и ее супруг Иван Третий хотела укрепления централизованной царской власти в Москве; она путем всяческих интриг, вплоть до отравления пасынка, расчищала путь к престолу своему сыну Василию, который в глазах всего мира явился бы прямым наследником не только русского престола, но и престола Византии и Морей, захваченных турками в те годы»

Речь идет о племяннице последнего византийского императора Софье–Зое Палеолог, дочери морейского деспота Фомы, которая в 1453 году была вывезена из осажденного турецкой армией Константинополя в Рим,

а затем просватана за русского царя Ивана III и в 1472 году приехала в

Москву, стала царицей. Будучи православного исповедания, она, конечно же, до замужества зависела от милостей папы римского, но намерение кардинала Виссариона, папы Павла и царьградского митрополита Исидора через этот брак «соединить православие с латинством» если и не имело успеха на Руси, то замужество очень сообразительной Софии Палеолог дало огромные последствия для русско-итальянских культурных связей, а в конечном счете и для многовекового антитурецкого противостояния Руси и Европы. И не без умелых интриг Софьи, опершейся на церковь, царь Иван III в 1503 году покончил с соперничавшими при дворе партиями, одну из которых возглавлял наследник престола Дмитрий (сын умершего в 1490 году первенца государя Ивана Молодого), а другую –

княжич Василий (сын Софьи Палеолог). Девятнадцатилетний Дмитрий со своей матерью Еленой Молдавской (кстати, склонной к европейскому просвещению и «еретическим» замыслам о секуляризации монастырских земель) был отправлен в заточение, а царем стал двадцатитрехлетний

Василий, известный как Василий III.

Григорий Гребнев вкрапляет в повесть очень важные факты из истории и литературы. Профессор Стрелецкий говорит: «...– Знаем мы также примерно, из каких книг и рукописей состояла эта библиотека. В одной только переписке с Курбским Грозный цитирует много древних авторов.

И, уж конечно, цитировал он их не с чужих слов, не понаслышке»

Опять-таки переписка царя Ивана Грозного с бежавшим в Литву от преследований царя князем Андреем Михайловичем Курбским – это особая и чрезвычайно интересная, а в немалой мере еще недоисследованная тема.

Князь Андрей Курбский был одним из ближайших сподвижников

Ивана Грозного участвовал как военачальник в походе против Казани

(1545-1552 годы), входил и в боярскую думу – Избранную раду, принадлежа к числу крупной и родовитой аристократии, которая совместно с феодальным аппаратом управления (высокооплачиваемые руководители приказов, дьяки и подьячие, а также церковная иерархия) ограничивали волю царя, противодействовали войне за выход Руси к Балтийскому морю, за приобретение земель для молодого русского дворянства, а также для купечества, хотевшего торговать с европейскими странами. Русское войско, взявшее крепость Полоцк в 1563 году, казалось бы, открыло путь к

Вильнюсу и Риге, но далее пошли военные неудачи, и князь Курбский,

командовавший войском, опасаясь гнева царя, бежал в Литву. Измена

Курбского подтолкнула Ивана Грозного к тому, чтобы создать опричный удел, где организовать особый репрессивный аппарат с войском; действия опричников не подчинялись общегосударственным органам власти, были неподсудны; этот особый опричный двор отнимал земли у крупных феодалов, передавал их дворянам-опричникам, искоренял «крамолу», уничтожая старинные аристократические семьи, тяготевшие к удельной самостоятельности.

Центральные органы опричнины были сформированы из преданных царю, приближенных к нему лиц; активными проводниками репрессий против оппозиции царю были А. Д. Басманов, А. И. Вяземский, М. Л.

Скуратов-Бельский и др.

Первое послание Ивана Грозного к сбежавшему за границу Андрею

Курбскому отправлено 5 июля 1564 года. Послание это свидетельствует, что царь ясно обосновывает свое неограниченное единоначалие в управлении страной, то есть самодержавие.

Послание царя Андрею Курбскому позволяет нам судить не только о политике государя, но и о его образованности, о тех книгах, которые он читал и как он их понимал. При всем том, что Иван Грозный, как, впрочем, и Курбский в своих письмах, хотя и клянется безграничной преданностью «православию пресветлому», святой Троице, но с заученной точностью формулирует идеи еретиков и, быть может, самое интересное, – показывает свою глубочайшую осведомленность в эллинской философии Гомера, которую категорически не принимает.

Не в этом ли заключена причина того, что античные книги царя хранились в особом месте, ибо они могли быть источником страшного для того времени инакомыслия, прежде всего страшного для православия и для огромного церковного землевладения?! Всякая ересь возникает обыкновенно тогда, когда образованные люди начинают изучать христианский «символ веры», который был сформулирован как миф, чтобы отменить научную модель гомеровской теории о 12 богах Олимпа, то есть о двенадцати функциях организма человека.

Царь на одном из соборов сам допрашивал еретика Матвея Башкина; Иван Грозный знал, в чем заключается инакомыслие, он ведал об ученых людях, которые были уже при дворе его дедушки Ивана III, желавших отделить науку от религии, отнять земли у монастырей; многие просвещенные люди бежали в другие страны. Но время подлинного просвещения еще не пришло на Русь, и царь, видя в мыслителях изменников, сластолюбцев, наглецов, уподобившихся «эллинскому суесловию», обличал их с позиции официального православия.

«...те, кого ты называешь сильными, воеводами и мучениками, – обращается царь к Курбскому, – и что они поистине, вопреки твом словам, подобны Антенору и Энею, предателям троянским. Выше я показал, каковы их доброжелательство и душевная преданность: вся вселенная знает о их лжи и изменах».

Очевидно, что царь знает о содержании «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, ибо называет имена героев троянской войны – Антенора и Энея. Но он знает еще больше: он точно формулирует философские принципы

Гомера: «И иные многие сквернейшие языческие деяния, ибо за пороки свои они богами были признаны, за блуд и ярость, несдержанность и похотливые желания. И если кто из них какою страстью был одержим, то по этому пороку и бога себе избирал, в которого и веровал: Геракла как бога блуда, Крона – ненависти и вражды, Арея – ярости и убийства, Диониса –

музыки и плясок, и другие по порокам своим почитались за богов».

В данном случае мы цитируем послание Ивана Грозного по переводу с древнерусского языка. Важно отметить, что «эллинская наука» развивалась задолго до появления христианского богословия, она судила о структуре организма человека и его потребностях научно, не запрещая исследований, не сводя наш организм к «трем ипостасям» – телу, душе, сознанию.

Григорий Гребнев в своей повести «Пропавшее сокровище» приводит фразу царя:

«Воля божия... – угрюмо сказал Иван. Он повысил голос: – Княгиня

Ефросинья и враги мои небось рады будут!. Нет у меня наследника!.

Братца моего двоюродного, дурачка Володимера, на великокняжеский престол прочат. А землю русскую по уделам разворуют...»

Похоже, что здесь писатель процитировал второе послание Ивана

Грозного князю Курбскому: «А князя Володимера на царство чего для естя хотели посадити, а меня и з детьми известь? . .А князю Володимеру почему было быть на государстве? От четвертово уделново родилъся. Что его достоинство к государству, которое его поколенье, разве вашие измены к нему, да его дурости?»

Князь Владимир Старицкий был двоюродным братом Ивану IV, в

1563 году, еще до начала опричнины, попал в опалу, а в 1566 году у него конфисковали удел, сам он как представляющий угрозу царю был казнен в

1569 году вместе с женой и младшими детьми. Борьба с ветвями великокняжеской династии, с удельно-местническими интересами, с наследственно-аристократической застойностью, косностью в конечном счете была своеобразной «революцией сверху», она велась жестокими мерами и, имея прогрессивные тенденции, усилила центральную власть, возвысила дворянство, но значительно разорила и закрепостила крестьянство.

Можно сказать, что последняя повесть Григория Гребнева в полной мере отвечала «стандарту» представлений критиков 50-х годов о научно-фантастических книгах, требовавших от писателя «точного соответствия данным современной науки».

Заключая очерк о творчестве Григория Гребнева, можно задаться вопросом: мог ли писатель в своем творчестве опередить свое время, предвидеть развитие науки хотя бы на двадцать лет вперед? Могла ли, например, его идея о «висящей» в воздухе над Северным полюсом платформе-станции быть осуществлена на практике? Пожалуй, он догадывался о будущем не более чем Жюль Верн, описавший полет с Земли на

Луну в пушечном снаряде («С Земли на Луну», 1865; «Вокруг Луны», 1869). Мы знаем, что ныне исследование нашей планеты ведут «не с висящих в воздухе» платформ, а с летающих вокруг земного шара космических аппаратов, с летающих станций. Но достаточно и того, что творчество Григория Гребнева, который опирался в своих повестях на научные идеи своего времени, оказало большое влияние на молодежь, на тех, кто хотел заниматься ядерной физикой или историей, космическими проектами или изобретениями; повести писателя, проникнутые патриотизмом, учат ненависти к фашизму, возбуждают страстное желание к научному творчеству и познанию мира.

Владимир Фалеев